Светлана Калинкина: Поговорили…

Представитель Польши при ЕС Анджей Садось назвал разговор преждевременным, член комитета немецкого бундестага по международным делам Омид Нурипур посчитал этот звонок «ужасным сигналом», председатель комиссии по иностранным делам парламента Эстонии Марко Михкельсон заявил о серьезном разочаровании. Светлана Тихановская и некоторые члены ее команды поспешили заверить, что «звонок Меркель не был приглашением от ЕС к диалогу».

И только президент Литвы Гитанас Науседа заявил: «Мы должны говорить с человеком, который в ответе за то, что происходит на границе. Нам также следует говорить о гуманитарных проблемах – и не только с Польшей, Латвией, Литвой или с другими странами Евросоюза, но прежде всего – с Беларусью, поскольку она в ответе за то, что происходит на ее территории».

Я солидарна с позицией г-на Науседы и не понимаю тех, кто радуется тому, что диалог не начался.

Объясняю почему.

Можно, конечно, исходить из правила «сдохнет либо ишак, либо падишах», но проблема так или иначе решится. Но цена этого жребия слишком высока.

Мигранты мигрантами. Как по мне, так этот кризис легко разрешим, потому что Европа «переваривала» не две-пять тысяч, а сотни тысяч мигрантов. А вот непрекращающийся поток репрессий, политзаключенные, оставшиеся без работы по политическим мотивам, вынужденные беженцы-белорусы, разрушенные семьи, судьбы, бизнесы… 

Это действительно гуманитарный кризис, ко� �рый переживает наша страна. 

Под угрозой важнейшие сферы экономики: банковская, нефтепереработка, химическая промышленность, автомобилестроение… Плюс к этому мы уже почувствовали дыхание войны, на границе стреляют, в белорусском небе летают российские ядерные бомбардировщики, на кону судьба государства.

И тут выходят люди в белом, которые говорят: «С Лукашенко разговаривать нельзя».

А с кем можно?

С кем говорить о том, что если Беларусь не пойдет на диалог с Западом, то о ее судьбе будут разговаривать с Москвой?

С кем говорить о том, что намеченный конституционный референдум не станет выходом из политического кризиса, не будет признан цивилизованным миром, потому что волеизъявление граждан не может считаться свободным и демократичным, если заблокированы все независимые СМИ, а оппоненты не имеют права голоса и находятся в тюрьмах?

С кем, в конце концов, обсуждать анонсированный самим Александром Лукашенко уход с президентского поста? Чтобы он был без потрясений, без гражданских столкновений, словом, чтобы не пролилась кровь.

С кем говорить? С Качановой?.. С Макеем?.. С Тихановской?..

Не разговаривать вообще и вводить всё новые и новые санкции? Не имея возможности адекватно ответить Западу, белорусская власть разгромит иностранные бизнесы – запретит МacDonalds, Starbaks и т.п., очистит полки белорусских магазинов от импортных товаров, еще больше уплотнит камеры в тюрьмах…

Год после выборов показал, что действующая белорусская власть, не задумываясь о последствиях, будет «бомбить Воложин». Потому что, если бы задумывалась, то не ликвидировала бы Таварыства беларускай мовы, Союз белорусских писателей, Белорусскую ассоциацию журналистов, благотворительные организации, экологические, женские… 

Если бы задумывалась, то не было бы у нас столько уехавших врачей и уволенных учителей, не было бы столько политзаключенных, не было бы разгромленных СМИ, мы не знали бы слова «релокация» применительно к представителям самой перспективной сферы – айтишникам.

Именно поэтому я считаю, что проблема не в том, что, позвонив Александру Лукашенко, Ангела Меркель будто бы начала диалог и признала его легитимным лидером белорусского государства. 

Проблема в том, что Лукашенко никакого настоящего диалога не желает. Как мне кажется, он всего только хочет денег за решение проблемы с мигрантами. 

Гуманитарного кризиса внутри самой Беларуси он в упор не видит. И не хочет его ни обсуждать, ни признавать, ни решать. И тут никто из цивилизованного мира не должен молчать.