Известный публицист Михал Петрович спал плохо. Всю ночь ему виделись «тожабеларусы». Они корчили рожи и орали ему прямо в лицо: «А мы  тожабеларусы! И нас большинство! А вас, нацыяналистых, раз-два и обчелся! Вы никто и звать вас никак! А мы как говорили по-русски, так и будем говорить!»

Буквально накануне Михал Петрович был на презентации своей новой книги, вышедшей под названием «Как молоды мы были!» Народ набился на встречу с автором под завязку. Но Михал Петровичу было грустно. Он говорил о том, что за двадцать минувших лет ничего не изменилось. Более того – жизнь поворотила в худшие времена советского застоя. Потому и писать по сути не о чем – всё повторяется, всё одно и тоже, хоть бери и перепечатывай старые статьи. 

Утро занималось серое, слякотное, мерзкое. Соседей по коммунальной квартире еще не было видно. Но на кухне на одной из конфорок уже закипала кастрюля. Это Евгений Иваныч, любитель-историк, а по своему общественному темпераменту главный тожабеларус, с раннего утра уже варил свой борщ. Михал Петрович не хотел этого делать, но рука его помимо воли потянулась к столику Эммы Захаровны, взяла пакетик с перцем и весь высыпала в кастрюлю Евгения Иваныча. Этого показалось Михал Петровичу мало, и он уже из собственной банки с горчицей зачерпнул большую ложку и обмакнул ее в ту же кастрюлю. Буквально через минуту резкий запах заполнил кухню и стал просачиваться в коридор.
Еще  через минуту в уборной послышался шум спускаемого бачка, и в кухню с полотенцем на шее влетел Евгений Иваныч.

-- Опять ваши проделки, Михал Петрович! – закричал он. – Я сейчас же напишу заявление в милицию!

-- Пишите хоть самому президенту! – холодно ответил ему Михал Петрович, стоя в позе Гамлета, скрестив руки на груди. – Я уже говорил вам, что между нами, настоящими белорусами, и вам подобными, пытающимися выдавать себя за белорусов, не может быть мира. Мы объявили вам войну на всех фронтах, в том числе на коммунальном. Мы вас не принимаем на уровне гипофиза и потому будем уничтожать вас всюду! 

-- Господа! – апеллировал Евгений Иваныч к уже заполнившим кухню соседям. – Вы слышите, что он говорит? Это же расист какой-то! Гипофиз!

-- Позвольте, спадарства, -- вмешался Яков Сигизмундович, сотрудник одной недружественной радиостанции, -- мне кажется, что вы оба неверно оцениваете ситуацию. Главная проблема в том, что в Беларуси нет литературной критики. Вот Эмма Захаровна давно жалуется мне, что нигде не может прочитать рецензии на новые книги. Ведь так, Эмма Захаровна?

-- Да, это ужасно! Нигде нет рецензий на книги! – воскликнула Эмма Захаровна. – Мы, белорусские читатели, очень страдаем от этого. Стоишь в очереди за социальным молоком, и просто нечего почитать.

-- Но, тетенька, -- вмешался недавно приехавший в гости из-за границы к Эмме Захаровне ее племянник Яник Забурейко, -- вы из-за своего молока ничего не видите. Минск становится все более белорусским. Я был в кавярнях и крамах. Все так хорошо. Можно даже филизанку кавы замовить и не услышать в ответ это хамское: говорите по-человечески.

-- Да-да, вы правы, молодой человек, -- поддержал Яника солидный литературный критик Антось Запрудович. – Литература наша цветет и критика у нас замечательная. Вот хотя бы можно спросить нашего поэта Якуба Барука…

Якуб Барук только вошел на кухню, но сразу понял в чем дело. Он строго взглянул на Михал Петровича и сказал:
-- Вы, конечно, выдающийся публицист, Михал Петрович, но в гипофизе ничего не понимаете. Мне тут один профессор, физик, между прочим, толковал, что…

-- Как вы смеете, оскорблять нашего Михал Петровича! – взвизгнула Эмма Захаровна. – Он наш гуру! Мы молимся на него!
На коммунальной кухне начинался обычный утренний скандал. И, как это обычно бывает, в самый разгар, на кухне появился управдом Зиновей Рыгорович.

-- Ну что, упыри коммунальные, с утра не поделили? – громко закричал он. – Мне что, ОМОН вызывать, чтоб вас утихомирить?

-- Да вот тут Михал Петрович про гипофиз толкует, --  робко попытался объяснить Якуб Барук.

-- И вообще Михал Петрович тожабеларусов обижает! – со слезой воскликнул Евгений Иваныч. – А мы ведь тоже граждане и белорусы между прочим. Потому право свое имеем… И еще он мне борщ испортил!
Зиновей Рыгорович уселся на табуретку и обвел всех мрачным взглядом.

-- Так… Мне, конечно, до Ленина и Сталина еще далеко. Но я тут, бляди коммунальные, порядок наведу. Слышите? Все пошли по своим комнатам, по углам! И чтобы тихо сидеть!

Уже закрывая за собой дверь и пересилив страх, Евгений Иваныч попробовал обратиться к Зиновею Рыгоровичу:


-- Как же так, Зиновей Рыгорович? Вы вроде как нас уравняли? А ведь вы все-таки ближе к нам. В некотором смысле тожебеларус.

И тут Зиновей Рыгорович ожег Евгения Иваныча таким взглядом, такой ненавистью полыхнуло в его глазах, что Евгения Иваныча как ветром сдуло.

Борщ выкипел. На кухне стоял ужасный прогорклый запах.


За окном занималось тоскливое белорусское утро.