Очень редко попадаются люди, знакомством с которыми хочется гордиться. Я дружу с Володей Цеслером, с Адамом Глобусом уже не помню сколько лет мы на ты, с Ирой Халип познакомился, когда она была еще студенткой, Лену Тонкачеву знаю с того времени, когда ее дочь еще не умела говорить и только пищала.

Друзья росли со страной: становились олигархами и разорялись напрочь, уезжали завоевывать мир и возвращались в Минск, словно побитые собаки, некоторые умерли, один изменил пол и теперь он женщина; другие выходили протестовать на площадь, получали сутки за аплодисменты и сроки за выборы. Некоторые в бегах, в розыскных листах интерпола и есть даже те, кто в списке не въездных в Евросоюз. Прожженые дожнуаны и начинающие лесбиянки, больные на всю голову графоманы и чувственные поэты, дизайнеры местечковых интерьеров и самоуверенные доморощенные философы. 

Но из вереницы новых, прелестных людей, за последние лет пятнадцать появился только один человек, знакомством с которыми хотелось бы всерьез гордиться.

Может общая планка, которую задает многовекторность слишком низка или рамы одного окна такие острые? 

Замордованные жизнью женщины, артритные пальцы пенсионеров, дрожащими руками достающие аккуратно разложенные в кошельке мелкие купюры, ветер, несущий пластиковый мусор по асфальту, забор, исписанный чудовищными узорами, злобные продавщицы в магазинах. 

Я не смотрю телевидение, потому что знаю, что они знают. И по другую сторону знают, что я знаю, но с удивительной наглостью продолжают пилить деньги пенсионеров, публично расшибая себе лоб. Они думают, что я испугаюсь, приму их правила игры и промолчу. 

Нет. 

Ни за что.

Ни под каким предлогом.